Творчество выдающегося деятеля татарской культуры Баки Урманче неотделимо от сложного, динамического процесса развития и становления татарского профессионального изобразительного искусства. На самых разных этапах развития этого искусства он внес в него свой неповторимый вклад. Присущая ему универсальность, широта эрудиции и многогранность интересов, выразившиеся в его творчестве полно и последовательно, способствовали тому, что он сумел одинаково зрело и глубоко индивидуально выразить себя почти во всех видах и жанрах изобразительного искусства, заложив ощутимую основу их дальнейшего развития.
Возникнув из самых истоков национального искусства, творчество художника, обогащенное достижениями искусства других народов нашей страны, благодаря масштабности и многомерности художнического видения, яркости и мощности таланта стало неотъемлемой частью многонациональной культуры.
Начиналось оно в эпоху бурных революционных преобразований 20-х годов. Окончив Казанские свободные художественные мастерские, а в 1926 году в Москве ВХУТЕМАС, молодой художник начинает свой творческий путь.
Урманче с головой окунулся в эту новую кипучую жизнь, жадно вбирал в себя все многообразные лучи, идущие от нее. Революция расковала его, открыла перед ним иные горизонты видения. И это стихийное, интуитивное ощущение времени выразилось в самой манере живописи этих лет: в особом эмоциональном строе полотен, приподнятости духа, тона, свободе и искренности самовыражения. Широким потоком полились краски. В полотна проник свежий ветер. По-новому разыгрались акварельно нежные прозрачные краски. Картины наполнились светоносной силой («Парусные лодки», «Женщина в желтом»).
Свободно, в широкой импрессионистической манере, с присущей ему легкостью, безудержностью кисти написаны «На переправе», «У сепаратора» с их бирюзово-жемчужными, алыми, желтыми тонами, полные трепета, нежности, красочности самой материи.
Тончайшая живописность, неуловимая легкость цветовых переходов, свежесть и убеждающая правдивость этих полотен, казалось бы, не оставляют места для размышлений о том, что художник решает в них чуть ли не научно-экспериментальные творческие задачи, связанные с поисками нового пластически выразительного языка, национального колорита, композиционно-ритмических средств, адекватных выражению нового социалистического содержания татарского искусства.
Методу Урманче чужды прямолинейность и иллюстративность в отображении жизни. В его творчестве 20–30-х годов мы не найдем непосредственно, подробно переданных картин быта, труда, коллективного действия. К показу жизни он шел, пропуская все через свою личность. Через человека он передавал самою эпоху, ее неповторимое дыхание.
Модель для него в данном случае – чуткий, живой камертон, тонкая струна, касаясь которой можно безошибочно, без всякой фальши извлечь цельную музыку пробуждения личности.
Легкая, скромная, гордая, полная чувства собственного достоинства, стоит она перед нами в картине «У сепаратора», и простота предметов быта, в которых как бы растворилась ее душа, и мерцающая красота фактуры холста – все это раскрывает исполненную глубокого исторического смысла картину ее духовного выпрямления.
В картине «На переправе» женщина как бы уже вышла на простор новой жизни, ее овевает свежий ветер, она как бы открыла лицо...
Характерное для художника волнение, зоркость видения отразились в том, что образы, к которым он обращался, взяты им не в застывшем, скованном виде, а как бы в развитии, в предчувствии еще не познанных, не раскрытых сил, в преддверии прекрасного самораскрытия. Находясь на платформе настоящего, он как бы ухватывал суть будущего, и этот отраженный свет по-своему преображал его образы, делал их зыбкими, подвижными, придавая им возможность счастливых перевоплощений в будущем.
Новые черты обретает живопись мастера 40–50-х годов. В произведениях этих лет с живописно воссозданной среды, блестяще выполненного антуража главный акцент переходит на человека. Так, если в живописи ранних этапов типы, созданные им, были почти не персональны, не индивидуальны, лица моделей были как бы замазаны, аппликативны, то сейчас герои – конкретные люди: артисты, писатели, композиторы, ученые – люди, в чьих образах наиболее ярко раскрывается творческое, созидательное начало самой жизни. Композиции этих лет становятся более устойчивыми, уравновешенными. На смену свежести, изяществу, сиюминутности письма приходит весомая, основательная живопись, точный, плотный, упругий рисунок. Словно бы сама созерцательность Средней Азии, где протекает его жизнь, застывший знойный воздух, памятники тысячелетней культуры накладывают отпечаток на его творчество. Жанр портрета становится ведущим в его творчестве. Главное для него: творческое начало в человеке, красота ярких, богатых, динамических характеров. Как одна из вершин портретного творчества 40–50-х годов воспринимается «Портрет Шары», казахской певицы и танцовщицы, цветовое решение которого строится на контрастах цвета (желтого, темно-синего), соотношении колорита с линейной композицией. В портретах Сабита Муканова, композитора Брусиловского, Муниры Булатовой через многообразие характеров, через нюансировку индивидуальных проявлений художник стремится показать «жизнь искусства». Мастерство Урманче-портретиста выразилось и в умении поставить нужный акцент на деталях, сосредоточить внимание на главном. В работах покоряют полнота ощущения жизни, всепоглощающая искренность, чувство природы, любовь к земле, человеку. Его живопись этих лет как бы пронизывают токи самой жизни, тонкий декоративизм. От прежнего остаются игра света и цвета, трепещущий пленэр, солнечность красок.
Естественным было обращение Урманче к графике. Взращенный на традициях великого почитания книги как вместилища знаний и источника духовно-нравственного воспитания, он обратился к искусству книги, ставшему одной из самых заветных, любимых им сфер творчества. В своей графике 20-х годов (оформление поэмы «Шурале», журнальная иллюстрация) он интуитивно продолжил те рукотворные традиции украшения татарской книги, которые были заложены творчеством безымянных мастеров-каллиграфов, а также мастерами книжной миниатюры XIX и предыдущих столетий. Легкий, деликатный, почти пунктирный, вибрирующий карандашный рисунок, сочный, дерзкий, импровизационный набросок пером; плотный, объемный, блещущий игрой светотени рисунок тушью с его утолщениями, утончениями, с потоком рефлексов и вибрации света (в этой манере выполнена замечательная иллюстрация к стихотворению «Пар ат» Габдуллы Тукая) – таковы разновидности рисунка, которыми мастерски владеет Урманче-рисовальщик. Рукотворный, хранящий следы бережного прикосновения мастера (переписчика и оформителя), идущий из эволюции самой книги рисунок, воедино сливающийся с текстом, – самый любимый его жанр. И даже в акварелях конца 80-х, выполненных по мотивам поэзии Тукая, мы не встретим бурного многоцветья; сочетая редкостные краски своей палитры с черной тушью, он тем самым как бы вновь приближается к культуре книги.
С именем Урманче связано появление новой проблематики, нового стиля татарской скульптуры. Широта художественного мышления и гибкость мастерства Урманче проявились в глубоком проникновении в историческую судьбу и духовную жизнь татарского народа. В галерее портретов деятелей татарской литературы, искусства и науки он предан идее непрерывности духовного развития, демократизации и подъема творческих сил народа. Молчаливой чередой проходят перед ним образы людей, наполненные неугасимым творческим горением. И каждый из них – веха, биография истории татарского народа, образы его лучших сыновей.
Опыт дает Урманче чувство ценности уходящего времени. И в последние годы жизни он стал отходить от конкретного воспроизведения действительности, стремился создать произведения, отражающие самые главные, самые важные явления, шел к синтезу. Он пытается в одном произведении отразить всеобщее, глобальное, универсальное. Идет по пути все большего обобщения своих скульптурных композиций, создания философско-метафорических образов. Так, из его представлений о глубине человеческих переживаний, о быстротечности одной жизни и вечности жизни как таковой, о вечной возрождаемости, бесконечном потоке жизни возникает волнующе-драматический образ Старца в скульптуре «Сагыш» («Раздумье»). Автор великолепно использует цельный драматический образ. Изображение мудреца, расширяясь к основанию, словно устремляется в толщу земли, как бы подчеркивая тем самым неразрывную связь человека с родной почвой.
Размышления о вечной, прекрасной, изменчивой жизни, не иссякающей, не исчезающей, а утверждающей себя все в новых формах, Урманче продемонстрировал в чарующей музыке “Весенних мелодий”, выполненных в образе обнаженной девушки со свирелью (кураем) в руке. Скульптура сделана из сплошного ствола дерева. Она исполнена такого порыва, такого очарования юности, что кажется возникшей из свежего дуновения весны. По своему пластическому рисунку, по легкому перетеканию форм она напоминает нежную мелодию курая.
Но, пожалуй, одним из самых прекрасных творений мастера последних лет является «Сююмбике». Это выражение народных представлений о красоте, женственности и один из самых поэтичных и самых одухотворенных образов, созданных Урманче. В полуопущенных глазах Сююмбике – застенчивость, чистота, целомудрие, тайна. То ли это женщина, то ли душа дерева, то ли сама вечная Природа? Скульптура выполнена предельно скупыми средствами. Ствол дерева почти не обработан – лишь кое-где видны следы прикосновения мастера в виде возникающих напевных узоров народного орнамента. Проступающее из глубины дерева загадочное лицо Сююмбике навсегда остается в памяти как символ необъяснимой красоты мира и души человека.
Нельзя сказать, что творчество Урманче было лишено противоречий, неудач, борьбы с трудностями. Но все жизненные противоречия он преодолевал благодаря всеобъемлющей любви к искусству, к жизни. Всю жизнь он учился. Будучи уже сложившимся мастером, он жадно вбирал в себя культурные достижения других народов. Вся его жизнь и творчество – это редкий и яркий пример служения искусству и своему народу.
Это и редкостный пример стойкости таланта.
Дина Валеева,
кандидат искусствоведения
